я был в Англии, я не так уж и болен и мог бы поехать в тур, если бы не вел себя как примадонна. А через два месяца они пришли ко мне и сказали, что я - это группа и что я должен подумать о том, чтобы бросить других ребят. Просто больные вещи без реальной причины.

Я думал, что все кончено. Я начал увлекаться героином и кокаином, и куча времени просто исчезла.

 

-

Жан-Мишель Баския, Вилли Мэйс, очень быстро стал знаменитым и очень богатым. Он справился с этим не очень хорошо. Всего за полгода до этого я стал его наставником и был им уже несколько лет. Он ходил за мной по пятам, спрашивал моих советов и спал на моем полу.

Внезапно он стал гигантской звездой искусства, тусовался со знаменитостями и действительно щеголял деньгами.

Наверное, я тоже не очень хорошо к этому относилась, немного ревновала, но в основном мне казалось, что он купился на то, что мы высмеивали. А может быть, он просто смеялся над этим, потому что смеялась я.

Я чувствовал, что валюта того, что у нас есть, того, что мы можем создать, чего не может никто другой, была бесконечно ценнее денег и всей этой блестящей чепухи, в которой он сейчас щеголял.

Он оставил у меня дома кучу работ. Они постоянно мешали. Я сказала ему, что он должен прийти и забрать их.

Мы с Дэнни заходим к нему в его новый лофт на Кросби-стрит, который предоставила ему галерея. Рядом с ним сидит девушка и улыбается ему с кровати. Я никогда раньше не видел Вилли с такой девушкой. Где она действительно была с ним, а не попросила уйти до нашего прихода.

Дэнни рассказывает этой девушке, как здорово она выступила в клубе Mudd. Я не понимал, о чем, черт возьми, он говорит. Я догадался, что она певица. Это меня поразило, потому что Дэнни всегда ехидно относился ко всем, кто пытался чего-то добиться. Отчасти потому, что Дэнни, который был красив настолько, насколько может быть красив молодой человек, если только он осмелится применить себя, мог сделать почти все лучше всех.

Я не думал о ней ничего особенного. Позже оказалось, что это Мадонна.

Забавно, что Мадонна может выглядеть ужасно с кривым носом, а потом вы видите ее, и, вау, она - изысканная красавица. Это не видеосъемка. Это происходит в реальной жизни. Она просто меняется.

Шесть месяцев спустя я встречаюсь с Тони Гарнье, который дает мне попробовать жевательный табак. Мы стоим на углу Первой авеню и Седьмой улицы.

"Не глотайте сок".

"Конечно, я не буду глотать сок".

У меня во рту огромная пачка табака, и я сплевываю ее в сточную канаву, когда ко мне сзади подходит молодая женщина и кокетливо говорит: "Привет".

Она потрясающая, но я не знаю, кто она, черт возьми, и она видит это по моему лицу. Но она действительно хорошо выглядит. Мне не хочется выплевывать табачный сок на улицу, поэтому я проглатываю его.

"Я Мадонна, я встречалась с Жан-Мишелем".

От глотания табака меня просто распирает, и я не могу вести беседу. Мне хочется задыхаться, но я не хочу делать этого в присутствии этой красивой девушки. Она принимает мое молчание за незаинтересованность и уходит.

Тони стоит в стороне, прекрасно видит, что происходит, и смеется надо мной. Кажется, что Тони всегда смеется надо мной, и это всегда совершенно справедливо, что он смеется надо мной, поэтому я никогда не могу рассердиться.

 

-

Я решил больше не сходить с ума и отменил деньги SSI. Чеки продолжали приходить в течение шести месяцев. Я продолжал их обналичивать. Потом мне позвонил какой-то правительственный чиновник и сказал, что я должен вернуть эти деньги.

Я набросился на него.

"Мне просто становится лучше! Зачем ты меня беспокоишь? Ты должен радоваться за меня, а не просить денег!"

Он сдался и сказал, что я не обязан возвращать им деньги, но теперь мои чеки будут прекращены.

Ни с того ни с сего я получил предложение отправиться в очередной тур с Мартином Мейссонье. Но у меня не было группы. Пришлось искать новую. Пикколо был в Италии, а Антон Фиер был слишком раздражительным, чтобы продолжать с ним играть. А Дэнни Розен, каким бы талантливым он ни был, просто не хотел заниматься этим или относиться к этому серьезно. Он считал, что это неинтересно.

В течение короткого периода группа состояла из Дуги Боуна на барабанах, Питера Зуммо на тромбоне, Тони Гарнье на акустическом басу и, конечно же, Эвана на фортепиано.

Это был довольно вонючий период для группы. Когда я пытался вернуться к первоначальным причинам, по которым я начал играть, музыка казалась скованной и застенчивой. Я не мог найти, как это сделать. Я делал музыку сложнее, но не красивее или душевнее. Отчасти проблема заключалась в том, что большая часть материала была написана на героине. В течение года или двух я думал, что должен быть под кайфом, чтобы писать, и в этом не было ничего. Не было сердца.

Я расспрашивал о барабанщиках, и все рекомендовали Дуги Боуна. Я случайно встретил его в Binibon однажды поздно вечером. Binibon находился на углу Пятой улицы и Второй авеню. В те времена это было единственное место в Ист-Виллидж, которое работало всю ночь. Может быть, был еще "Киев", но "Киев" был отстойным. Была еще кофейня на углу Десятой и Второй, но я туда не возвращался после того, как однажды в три часа ночи оказался там один и увидел, как кому-то прострелили лодыжку. На самом деле я этого не видел. Я услышал выстрел, а потом увидел парня, прыгающего на одной ноге. Парень, который выстрелил в него, сразу же исчез, я даже не успел поднять глаза.

Если вы держите кафе, где еда действительно ужасна, это может плохо сказаться на бизнесе, если людей будут расстреливать у стойки.

Бинибон был более центральным. Когда мы возвращались с экскурсий, то, накурившись, стояли на углу у Бинибона и примерно через полчаса сталкивались с сорока знакомыми, а вскоре знали практически все, что там происходило. Это было похоже на деревню, но деревню, которая сошла с ума.

Поэтому вечерами, когда ничего не происходило, я шел и зависал в Binibon. Там можно было сидеть часами, просто попивая чай или кофе. Они позволяли тебе тусоваться, но ты категорически не мог пользоваться туалетом. Только для сотрудников.